Это был чертовски долгий и неприятный день, три его четверти были проведены в головном офисе Вавилона в спорах с начальством насчет безопасности воплощений: никто и в упор не хотел замечать, что нападения стали происходить чаще, что теперь каждому небезопасно ходить по улицам. Я понять не мог, как заставить остальных видеть то, что видел я? Не то чтобы я был одержим идеей всеобщего братства, нет, большинство воплощений, как и людей, были редкостными занозами в заднице (а большинство было еще и занозистее из-за своих способностей), но тем не менее, всем нам не повезло оказаться теми, кто мы есть, и теперь, раз уж так получилось, то давайте что-то делать с этим. Люди, люди, люди твердят они мне в один голос, а я не понимаю, почему мы должны равняться на людей? Подстраиваться, да, сейчас у нас нет выбора, потому что РАЗВЕЛИКИЙ ОРДЕН, но если бы не было его, то что бы тогда? Я не знаю как ответить на это вопрос.
Мои мысли становятся все мрачнее, а я все злее, как, впрочем, обычно это и бывает после походов в Вавилон. Мне противно идти домой, ведь это значит, что завтра я опять встану со своей же постели, пойду туда же, куда хожу обычно, и ничего не изменится, все останется все таким же бессмысленным и мрачным, кого я обманываю каждый день, говоря себе, что что-то меняю? У меня по прежнему плохой сон, я просыпаюсь от каждого шороха, да, я знаю, что это исключительно мои проблемы, но ведь если бы я навсегда смог устранить причину своих страхов, тогда может быть, тогда вполне возможно...
Нет.
Мне ужасно не хочется тащиться домой, он наводит на меня тоску. Из мебели у меня имеются: диван, стол, стул, книжный шкаф, кровать и полуразывлившийся столик для корреспонденции, которой все равно нет. Вообще обстановка мрачноватая, даже по моим меркам. Штор я стараюсь не открывать, а то мало ли что. Сплю, в основном, на диване в гостиной, смотря на белые стены и потолок. Хоть картину какую купить, а? А то совсем пропитался духом аскетизма, остается только выкинуть всю мебель, бросить на пол матрац, поставить рядом электрический чайник, и так и жить. Мне даже думается, что это не такая уж бредовая идея: кровать - сплошной пылесборник, без нее было намного лучше и чище. Но я быстренько отметаю эту мысль, посмеиваясь над своей глупой привычкой все утрировать, доводить до крайней своей степени. Матрац, вы подумайте!
Но мое веселье длится недолго. Что происходит? Я подхожу к дому и замечаю, что входная дверь закрыта неплотно. Я стою в десяти метрах от своей дорожки и меня прошибает холодный пот осознания: они пришли за мной. Это было неизбежно, я ведь говорил, что за мной следят, но кто мне верил? Чертовы уроды, прогнившие насквозь в своем Вавилоне, это они виноваты в том, что сейчас происходит! Думаю, я не дышу секунд тридцать, потому что потом дыхание начинает вырываться из моей други судорожно, с хрипом протаскивая воздух от легких до губ. Мой лоб покрывается испариной, а руки и ноги холодеют. Сознание как бы со стороны говорит мне, что тело мое в панике, что я теряю время, стоя посреди дороги. Поэтому я направляю все силы на упокоение, что не так уж и легко. Я вспоминаю, что слева от двери, за кустом, в основании дома есть пара гнилых досок, за которыми я давным-давно спрятал пистолет, "на всякий случай". И вот он настал, этот случай, поэтому я подгибаю ноги, гну спину, и, мелкими перебежками, стараясь не попадать в поле обзора, открывающееся из окон, шныряю по газону к кусту. У меня есть скрытый черный ход, тоже как раз на такой случай, и, если они его не нашли, то он дает мне, моему противогазу и удушающему газу заметную фору. По-хорошему, надо вызывать ребят, но времени нет, да и тянуть всех за собой в случае полнейшего провала я не хочу. Если все пойдет по плану, то я успею их вызвать и обезопасить.
Черный ход нетронут, я понимаю это по состоянию замка, а это уже хорошо. С полки я беру свой портативный противогаз, баллончик с газом и, выставив вперед пистолет, начинаю выходить из убежища. Ход проложен через шкаф, медленно разгребая свою помятые и грязные вещи, я вылезаю и прислушиваюсь.
В доме тихо, думаю я, если их тут человек двенадцать, то у них просто неебически хорошая десциплина, Вавилону и мне только завидовать и губы поджимать. Но профессиональное чутье подсказывает, что их меньше, хотя точное число назвать не смогу. Я борюсь с желанием применить свой дар, но ведь если они здесь, то знают природу моего действия на людей, а значит я сразу себя выдам.
Мне слышаться какие-то звуки из противоположной части дома, что говорит: они либо на кухне, либо в гостиной. Я опускаю баллончик и в карман, противогаз держу в руке, которой придерживаю пистолет, и медленно, стараясь не создавать лишних звуков, начинаю пробираться к ним.
По мере приближения, я понимаю, что в гостиной никого нет, поэтому уверенно двигаюсь к кухне.
- Мне на днях один знакомый промыл мозги на счет одного приюта, - я вздрагиваю всем телом, ведь из кухни меня еще не видно. Не вслушиваясь в слова и не опуская оружия, я нацепил противогаз на нос, взял в руки баллончик и зашел на кухню.
-Я не знаю, правда это и ли нет, но знаешь, лучше проверить... - Эзра. Черт меня раздери, руки начали дрожать от пережитого страха и злости, я с силой сжимаю баллончик и, прижимаясь к дверному косяку, снимаю с лица противогаз. Я убрал удушающий газ, но оружие опускать не стал. Что там несет этот придурок я не слушал, по мере того, как Эзра говорил, в ушах у меня нарастал тоненький писк злости.
- Ты что, окончательно ебанулся? - в конце концов выдавил я из себя. - Я похож на твою мамашу, к которой можно заявиться, когда вздумается? Или что?!
Я молча смотрел прямо ему в глаза, пока моя ярость не придала его лицу серый оттенок.
- ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА, - заорал я, - ты, мелкий идиот, неужели не понимаешь, что происходит вокруг? Ты знаешь, что я убить тебя мог?
Я сел на стул и перевел дыхание.
- Иисусе! Чай! - меня стал разбирать смех. - Сам свой чай пей, черт бы тебя побрал.
Пей и выметайся, подумал я, но вслух ничего не сказал. По прежнему не веря, что все это всего лишь Эзра, я сидел и смотрел на него во все глаза. Меня по прежнему одолевал страх.

Отредактировано Bruce McFarlane (18 августа 14:19)

-Я говорил тебе, что не люблю этого, - бросил я все еще чувствуя, что вновь зарождающаяся во мне злость гасится, будто бы опустошая при этом. Я поэтому все это и не любил - для меня мои эмоции, какими бы они ни были, всегда являются показателем моей причастности к миру. Нет эмоций - нет и меня. Я в этом убедился еще в юности, когда страдал этой невыносимой апатией, которая делала из меня овощ, а к жизни возвращало лишь бешенство, неважно откуда пришедшее. Наверное, это странно, но у всех свои способы цеплять за жизнь, верно? Любая эмоция, даже и отрицательная, она ведь часть меня, часть моего духа, да и не только моего.

Я давно научился уделять этому большое внимание, ведь, на самом деле, для меня состояние моего эмоционального здоровья является почти определяющей составляющей меня как человека. Некоторые люди годами живут в депрессии или выжигающем их изнутри безразличии, я же не могу так. Мне всегда нужна какая-то сильная, сметающая все внутри меня эмоция, которая перевернет все вверх дном, заставит быть живым. А тоски я не вынесу, я точно знаю, что пытки хуже для меня нет и не будет никогда.

До конца это никем не изучено, но я думаю, что это связано с природой духа. Я еще со своего прибытия в Вавилон веду журнал-дневник, в котором отмечаю изменения своих эмоций и свою реакцию на них (за показатель изменений я принимаю уменьшение/увеличение собственной силы, при этом отдельным пунктом выводя состояние своей внешности, самочувствия). Так я заметил, что тоска, тягучая и липкая, уменьшает потенциал моей силы, в прямой зависимости от чего находится и ухудшение состояния внешности (я становлюсь белый, как простыня и силы меня покидают). Но как только мне удается почувствовать дыхание чего-то опасного, выкрашивающего окружающий мир в красноватый цвет, я ощущаю прилив жизненной  энергии прямо изнутри, я могу чувствовать это почти физически. Не думаю, что у людей это происходит так же. Я пытался взять себя образца лет этак пятнадцати за показатель человечности (и ведь правда, тогда это выражалось не так сильно), но откуда мне знать, проявлялась ли мои истинная природа тогда или нет? Я до сих пор не пришел к этому выводу, а за людьми наблюдать не могу. Как у остальных воплощений с этим дела, я тоже не знаю, об исследовании я не рассказал никому, от этого оно мне кажется гораздо важнее. Но даже если бы мне вдруг захотелось бы поделиться с Вавилоном своими мыслями, все боги - разные. Невозможно найти один показатель, влияющий на их способности. У всех он разный, судя по тому, что я читал. Вот и остается мне довольствоваться обществом одного лишь подопытного себя.
Но Эзре ничего  не известно ни о моем исследовании, ни о том, как я реагирую на его действия. В конце концов я почти с отеческой интонацией говорю себе, что он ведь хотел, как лучше. Тогда же я понимаю, что эта мысль - лишь результат применения его силы и снова начинаю злиться.

-Воняет значит? - тихо, утробно говорю я, садясь на одиноко стоящий перед начисто вылизанным столом, стул. - В последнее время нападения участились, знаешь? Их уже ничего не останавливает, а значит я работаю плохо. Значит я виноват во всем происходящем, ведь это моя работа - обеспечивать их существование. Но у меня это получается все хуже, а виновников становится все больше, а это верный знак того, что проблема во мне. И вот я, ежедневно собачась с Вавилоном, рискуя своим умом, ты ведь знаешь, какие у них методы, каждый день погружен в это дерьмо полностью. Я иду домой, надеясь хоть на несколько часов уснуть, вынув себя из этой тины, но что вижу, подходя к дому?
Я прерываю свою речь и кладу пистолет на стол, ставя на предохранитель.

-А вижу я то же, что видел тысячу раз до этого: проникновение. И никогда такое начало не предвещало хорошего конца. По-прежнему будешь обвинять меня в паранойе или может быть взглянешь фактам в глаза и признаешь, что я таки прав? - зачем-то говорю я ему, видя в нем сейчас все отрицание, которое встречаю.

Я наклоняюсь к Эзре, ставя локти на стол, и спокойно говорю:
-Это не паранойя. Это геноцид. Но я не мясо и мне хочется жить.

Я достаю сигареты и закуриваю, ведь легкие уже начало неприятно скручивать. Я жестом показываю Эзре на пепельницу, стоящую на подоконнике, пока пытаюсь вытащить зажигалку из кармана, не вывалив из него всяких хлам, в виде мелочи и старых рабочих бумажек.

-Я слышал тебя, -уже не так напряженно говорю я и замолкаю, смотря на пистолет, но затем поднимаю взгляд, - и я рад тебя видеть. Если ты вдруг будешь так любезен перестать хамить мне в моем же собственном доме, то я даже разрешу тебе переночевать на моем пыльном диване.

Больше я на него не смотрел, полностью расслабившись и дав тине поглотить себя, оставил его последний вопрос без ответа. Кружка с чаем стояла недалеко, и я потянулся к ней, вдыхая запах недорогого, но достаточно крепкого, чтобы это заглушить, чая.

-Еще раз тронешь мою кровь - не думай, что уйдешь не инвалидом. - Умиротворенно, даже со своеобразной заботой, добавил я.